Открытие фотодокументальной выставки
«“Наш страшный милый поход”.
К столетию Первого Кубанского похода
Добровольческой армии»
2 апреля 2018 года в Доме русского зарубежья им. А.Солженицына состоялось открытие фотодокументальной выставки «“Наш страшный милый поход”. К столетию Первого Кубанского похода Добровольческой армии», основанной на уникальных материалах из собрания фондов ДРЗ: документах и фотографиях, книгах и журналах, изданных в эмиграции, скульптурных и графических работах московского художника М.Б.Шуба.
«…Наш страшный милый поход», — обмолвился в своих воспоминаниях, опубликованных по горячим следам в 1922 году, известный журналист Б.А.Суворин о Первом Кубанском походе Добровольческой армии, в котором он сам участвовал не то штатским волонтером, не то беженцем при обозе, — как и многие из невоенных людей, отправившихся в феврале 1918-го с горсточкой офицеров и добровольцев за генералами Л.Г.Корниловым и М.В.Алексеевым в многодневные странствования по южнорусским степям, по характеристике того же Суворина, «за Родиной» — в дни, когда Родина погибала.
Оба определения, «страшный» и «милый», быть может, нарочито парадоксальные, оказываются тем не менее вполне правдивыми — страшен был поход в окружении многочисленных врагов, без тыла и с неясными перспективами, и милыми становились многие его эпизоды и подробности в памяти уцелевших ветеранов. Несколько снижая пафос, с которым зачастую принято говорить о первой эпопее Белого движения, походе «Рыцарей Тернового Венца», «страшный милый поход» побуждает отрешиться от красивых, но стершихся и обесценившихся слов и приобщиться настроениям рядовых участников — а едва ли не все, от генерала до обозника, были в те дни рядовыми, делившими опасности и тяготы, шагавшими (в буквальном смысле слова, пешком) в общей колонне, слишком часто — под не разбиравшим и не щадившим никого вражеским огнем.
Но и без пафоса не обойтись, ибо даже сухие статистические выкладки применительно к Первому Кубанскому походу звучат как героический эпос. Генерал А.И.Деникин, принявший командование армией у неостывшего еще тела убитого Корнилова, подытоживал через несколько лет:
«Армия выступила 9 февраля и вернулась 30 апреля [старого стиля], пробыв в походе 80 дней.
Прошла по основному маршруту 1050 верст.
Из 80 дней — 44 дня вела бои.
Вышла в составе 4 тысяч, вернулась в составе 5 тысяч, пополненная кубанцами.
Начала поход с 600–700 снарядами, имея по 150–200 патронов на человека; вернулась почти с тем же: всё снабжение для ведения войны добывалось ценою крови.
В кубанских степях оставила могилы вождя и до 400 начальников и воинов; вывезла более полутора тысяч раненых; много их еще оставалось в строю; много было ранено по несколько раз.
В память похода установлен знак: меч в терновом венце.
…Когда над бедной нашей страной почиет мир и всеисцеляющее время обратит кровавую быль в далекое прошлое, вспомнит русский народ тех, кто первыми поднялись на защиту России от красной напасти».
«Поход был неимоверно трудный: каждый день драка, спать приходилось мало; обозы пришлось побросать, частью они сами сокращались… — слегка расцвечивает сухие цифры начальник штаба армии, генерал И.П.Романовский, в письме, написанном вскоре по завершении похода. — Все это происходило в местах чрезвычайно глухих, где приобрести ничего невозможно, где связей с Россией никаких. Но выдерживали всё это добровольцы стоически, поход этот прямо легендарный. …Лошади от тяжелой дороги и обмерзания падали в громадном количестве, люди же, несмотря на то, что в рядах наших масса мальчишек, выдерживали». Не случайно символом и вторым названием этого этапа Белого движения стало словосочетание «Ледяной поход» (15/28 марта), когда добровольцы, в буквальном смысле слова покрытые льдом после форсирования реки и неожиданной метели, сметая врага, по словам сложенной вскоре песни «грелись холодным штыком».
Считать ли первый поход Добровольческой армии ее удачей? — Казалось бы, нет: лишившись своего вождя, не приобретя необходимой базы, фактически отступавшая с Дона на Кубань, а потом, после неудачи под кубанской столицей Екатеринодаром, — обратно, армия не выполнила той задачи, которая стояла перед нею в начале похода. Само это начало ознаменовалось по сути дела расколом антибольшевистских сил, поскольку часть партизанских отрядов из донских казаков не захотела удаляться от родных мест и совершила свой собственный поход по Задонским степям — «Степной поход отряда вольных казаков», замысел которого оправдался после начала весенних восстаний на Дону, но который лишил Добровольческую армию значительных конных сил. Даже соединение добровольцев с Кубанским отрядом генерала В.Л.Покровского, помимо притока новых бойцов, дало армии сомнительный довесок в виде кубанских «парламентариев» и правительства, среди которых далеко не все были искренними сторонниками Единой Неделимой Великой России — цели Алексеева, Корнилова, Деникина. Даже сам характер Первого Кубанского похода с точки зрения военной теории оказывается каким-то неопределенным, и не так уж неправ штатский Суворин, задаваясь вопросом: «Мы шли на Екатеринодар, но фактически мы отступали, всё время разбивая врага. Что это было, наступление или отступление?»
«Не стоит подходить с холодной аргументацией политики и стратегии к тому явлению, в котором всё — в области духа и творимого подвига, — как будто отвечает в заочном диалоге журналисту-патриоту генерал Деникин. — По привольным степям Дона и Кубани ходила Добровольческая армия — малая числом, оборванная, затравленная, окруженная — как символ гонимой России и русской государственности.
На всем необъятном просторе страны оставалось только одно место, где открыто развевался трехцветный национальный флаг — это ставка Корнилова».
Деникин сказал главное, — и почти то же самое, что сказал и о нем самом донской журналист Виктор Севский (В.А.Краснушкин), по окончании Гражданской войны расстрелянный большевиками за свои статьи и очерки, за горячую приверженность Белому движению. Размышляя о вождях Кубанского похода, вождях борьбы за поруганное Отечество, он писал:
«…Корнилов — знамя.
— Алексеев — мозг.
— Марков — шпага Корнилова.
— Кто же Деникин?
Россия…
Да, да — Россия, сама Россия.
Корнилов, Алексеев, Марков, Неженцев — это поэзия восставших за волю против своеволия…
Деникин — холодная стратегия.
…Русская река, широкая, многоводная, катит волны спокойно.
Ее не замутишь, не потревожишь…
Такая река и генерал Деникин в истории русских дней».
Не один Деникин (был ли он «холодным стратегом» или нет) — вся Добровольческая армия воплощала собою Россию. И даже если бы эта героическая русская армия погибла в своем походе, целиком легла в предместьях Екатеринодара, захлебнулась на ледяных переправах, навсегда осталась в кубанских степях, — «страшный и милый» поход всё равно остался бы славной легендой и победой «духа и творимого подвига».
«Можем вернуться, только если будет милость Божья. Но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы», — писал перед выступлением в поход генерал Алексеев. И долгие десятилетия среди тьмы, сгустившейся над Россией после победы большевизма, сиял немеркнущий светоч памяти о Кубанском походе, бережно хранимой уцелевшими и ушедшими на чужбину бойцами, — теми, кто вместе с добровольцем Великой войны, поэтом Сергеем Кречетовым (С.А.Соколовым) верил: «Есть Бог, и Россия будет. Не погибнет ваше единожды поднятое, святое, белое, снежное, вьюжное Знамя, что Божии ангелы несли над вашими головами в Ледяном походе. Оно еще взовьется над Россией… Если же кто из нас не увидит его и умрет на чужбине, пусть твердо знает, умирая, — будет Россия, и никогда, никогда, никогда память о славном Ледяном походе не порастет забвенной травою».
Менее чем за полгода до выступления в Кубанский поход, будучи вместе с Корниловым и Деникиным преданным и ошельмованным Временным правительством, заключенный под стражу в Быхове, будущий первопоходник генерал И.Г.Эрдели записал: «Напутствие Христа ученикам: “в мiре скорбни будете, но дерзайте, яко победих Аз мiр”, — напутствие и ген[ералу] Корнилову и Корниловцам: пусть будет скорбь и препятствия — тем более дерзновения и тем вернее успех». И не это ли главный завет Русского Христолюбивого Воинства — героев Первого Кубанского похода?
Над выставкой работали: А.С.Кручинин, Н.А.Кузнецов, А.В.Марыняк, А.А.Петров (разработка содержания), С.Ю.Урбан, Д.А.Жмылева (оформление)
В оформлении выставки использованы рисунки художника-эмигранта К.К.Кузнецова.
Андрей Кручинин
  
 
|
