Памяти Валентина Распутина

Жить и помнить

 Он хозяйственно понимал
край как дом — где березы и хвойники.
Занавесить бы черным Байкал,
словно зеркало в доме покойника

Андрей Вознесенский

В эти дни Москва, Россия прощаются с Валентином Распутиным. В храм Христа Спасителя, где был установлен гроб, могли прийти и пришли тысячи людей — в основном москвичи, жители ближайшего Подмосковья. Но свечи «за упокой души» горят в храмах по всей стране, и повсеместно — огоньки памяти в сердцах людей, сограждан писателя, знавших, почитавших, любивших его творчество, его слово. А таковых — миллионы. Все еще миллионы.

Несмотря на широчайшую известность (вернее бы сказать — знаменитость, да как-то не прикладывается это слово к облику, образу писателя), Распутин вряд ли был «властителем дум». Но выступал гласом народной совести. Об этом говорили всегда, как и сейчас — во множестве откликов на его кончину — это звучит наиболее часто. Истинно так. Он, быть может, как никто другой нес тяжкий крест глубочайшей человечности и подлинно русской натуры.

О таких умах писал в начале прошлого века великий публицист и мыслитель М.О.Меньшиков: «Пусть тысячи людей расчищают дебри политики, сотни трудятся в туннелях знания, но и горсть людей, захваченных вопросами совести и веры, выполняют что-то нужное. Не “что-то”, а, может быть, самое нужное, чем все мы живы». Ровно семнадцать лет тому назад Распутин написал предисловие к сборнику статей Меньшикова, который назывался «Выше свободы». А на меня выпало быть редактором этого издания. После пары встреч и обсуждения замысла книги я с волнением принял от Валентина Григорьевича машинопись его предисловия и прямо спросил: «Как же мне Вас редактировать?» Он понял, что я имел в виду его литературный авторитет и репутацию живого «классика». «Без всякой оглядки… И бросьте глупости о моей значительности», — ответил писатель. Спустя полгода наградой мне за труды стали несколько строк, написанных им в мой адрес на титуле новой книги.

Этот вечно больной, сложный, коварный вопрос «свободы» захватывал, мучил его применительно к переживаемому моменту. Приведу одну из важнейших мыслей предисловия Распутина: «Свобода, не выросшая органически из собственного исторического сознания, а сконструированная для всеобщего потребления, замышленная как инструмент уничтожения самобытности для национального государства, намеренного таковым и оставаться, свободой быть не может. Для него это капкан. В каждой стране свобода должна иметь форму и содержание этой страны и направляться на укрепление и обогащение отеческого опыта жизни. Не она должна ездить на народе, а народ с уздечкой в руках должен запрягать ее для полезных работ».

Совместная работа положила начало нашему знакомству. Радостью отозвалось сердце, когда он стал лауреатом Литературной премии Александра Солженицына. Многие из нас, сотрудников Дома русского зарубежья, хорошо помнят это событие и гордятся им.

Особая и, думаю, редкая тема — Распутин и всемирное русское рассеяние. Во второй половине 1980–1990-х годах он побывал во многих центрах русской жизни Европы и Америки, охотно и восприимчиво общался с людьми, волей судеб живущими вне России, но сохранившими свою духовную русскость. Они были чрезвычайно интересны Валентину Григорьевичу. Мне с коллегами не раз доводилось в наших поездках-экспедициях, словно идти по следам выдающегося писателя. В Сан-Франциско, в Санкт-Петербурге (Флорида), в Женеве, Лозанне, посещая русские центры или дома, мы слышали: «А вот когда к нам приезжал Валентин Распутин…» и далее шли восторженные отклики о том, какое сильное и светлое впечатление он оставлял в сердцах людей, рассказывая о Родине, о своем творчестве, отвечая на многочисленные вопросы и просто часами выслушивая истории самих эмигрантов. Были и есть в зарубежье семьи, лица, с которыми он дружил много лет. Вчера мне звонила из Мельбурна уроженка Харбина Галина Игнатьевна Кучина и рассказывала, как, несмотря на всю занятость и болезни, Валентин Григорьевич читал воспоминания ее отца — участника Великого Сибирского Ледяного похода.

Думается, эти — говоря почти «по-солженицынски» — «узелки» его жизни тоже замечательны и приметны. Когда посланцем позднесоветской или постсоветской России перед зарубежными соотечественниками представал Распутин, они вдохновлялись, видели, что их историческая родина в корне своем по-прежнему нравственна, талантлива, человечна.

О Распутине написано много и многое еще напишут. Слава Богу — о нем сняты фильмы и еще снимут. Те, кто был ему близок, дружил с ним, хорошо его знал — создадут достойный портрет этого выдающегося писателя, большого русского человека, проникнутого неистовой любовью к своей Родине и творчеством своим прививающего это чувство всем нам.

Строки, выведенные в эпиграф, Вознесенский написал когда-то о Шукшине. Но они — и о Распутине. Сегодня его хоронят в Знаменском монастыре в родном Иркутске, недалеко от священных байкальских берегов, за чистоту которых он боролся десятилетиями. С этих берегов уходил он в свой большой земной путь, к ним и вернулся по его завершении. Оставил современникам и потомкам наследие, уже вошедшее в духовную плоть России, и завет как формулу человечности в человеке: «Живи и помни».

Игорь Домнин

---------------------------------------------

15 марта 2015 года на 78-м году жизни умер писатель Валентин Распутин.

И снова прощание… Прощание с Валентином Григорьевичем Распутиным. Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии Российской Федерации, кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством», лауреат Литературной премии Александра Солженицына, почетный гость и друг Дома русского зарубежья…

И все-таки сознание ассоциирует с его именем не звонкие титулы. Вспоминаешь негромкий, приглушенный голос Валентина Григорьевича и ощущение: за этой интонацией — глубокая внутренняя убежденность, сила духа. А в его прозе — сосредоточенное углубление в суть вещей, о чем говорил Александр Исаевич Солженицын.

Творчество Распутина не вписывается ни в одну литературоведческую категорию: писатель-деревенщик, писатель-почвенник… Он не просто мастерски воссоздал, он всей душой болел за тот природно-почвенный уклад, который разрушается ревнителями технического псевдо-прогресса. Он сострадал тем, кого отрывают от земли, от корневых основ бытия. Да, были в его рассказах, повестях, романах и боль, и сострадание. Но главное — космизм. Именно такой объемный образ обрела его Матёра, именно в таких масштабах он мыслил будущее Байкала и отстаивал право этого уникального биосферного явления на самобытную жизнь, которая наполнит высшим смыслом будущее людей, человечества.

Говорят, страдания закаляют. Пожалуй, в начале пути… Переживания военного и послевоенного детства вызвали к жизни пронзительный рассказ Распутина «Уроки французского». Не отзовись в душе писателя не только героическое военное прошлое земляков, но и сломы судеб этого непростого времени, не было бы столь мощно-покаянного романа «Живи и помни». Страдания закаляют… Но до определенного предела. А потом все-таки отбирают силы, особенно у людей, которые не идут на поводу у инстинкта самосохранения и продолжают отстаивать свои убеждения. Пережив трагическую гибель дочери, серьезно болея, Валентин Григорьевич несколько лет тому назад предпринял еще одну поездку в защиту Байкала от сточных вод целлюлозного комбината и акватории озера от нового проекта затопления деревень. Часть проблем благодаря деятельности писателя сейчас решается на государственном уровне. Он многое успел и в литературе, и в жизни… Кто теперь вслед за Распутиным продолжит это нелегкое дело — сбережение природы и человека? И как отзовется Байкал на уход своего защитника?

Писатель будет похоронен в Иркутске, в краю, где родился.

Тамара Приходько

---------------------------------------------

Когда в начале 60-х годов прошлого века появилась плеяда писателей, на страницах произведений которых, как град Китеж, возникла чудом не до конца уничтоженная русская деревня, писатели, чьи герои, крестьяне, несмотря на весь каток ХХ столетия, сумели сохранить совесть и нравственные заветы предков, то появился насмешливый термин — «деревенщики». Александр Исаевич Солженицын очень точно отметил, что такое слово могло возникнуть благодаря зависти. Или полному непониманию подлинной народной жизни. И что этих прозаиков следовало бы назвать нравственниками. Потому что именно они стали хранителями подлинных основ духовной жизни России.

Слова эти великий писатель произнес 4 мая 2000 года. Именно в этот день Валентин Григорьевич Распутин стал лауреатом Литературной премии Александра Солженицына «за пронзительное выражение поэзии и трагедии народной жизни в сращенности с русской природой и речью: душевность и целомудрие в воскрешении добрых начал».

Все это еще раз вспоминается сегодня, когда нам предстоит жить уже без Распутина.

Наверное, то, что это был один из самых сильных голосов за всю историю русской литературы, доказывать никому не надо. Прозаик буквально шекспировского размаха, он ярко и мощно рисовал своих героев, остававшихся людьми в самых сложных и страшных обстоятельствах.

Бывают художники, которые становятся голосом эпохи, которых народ выносит на поверхность, чтобы они рассказали о его боли. Именно так и произошло с Валентином Распутиным.

В его повестях и рассказах простые русские люди несмотря ни на что жили и действовали по совести. Забытые слова — жалость и милосердие, верность и невозможность предательства, — казалось, стали символами произведений писателя. Строки Валентина Григорьевича напоминали миллионам людей, кто они и откуда родом, и во многом способствовали предотвращению полной духовной деградации общества. За судьбами героев всегда стояли повороты истории, Распутин, как мало кто другой, умел показать трагедию эпохи в преломлении жизни своих героев. Женщина, прячущая мужа-дезертира и в конце концов идущая на грех самоубийства, старуха, не желающая, невзирая на угрозу гибели, покидать родной дом, где сотни лет жили ее предки, мальчик, которого в ледяную послевоенную пору согрело участие учительницы — все они были жертвами своего времени, но никто из них не сдался. Распутин показал подвиг людей, которые просто не могут жить не по душевному ладу. Сам писатель сказал в одном из интервью: «Я не мог не написать “Матёру”, как сыновья, какие бы они не были, не могут не проститься с умирающей матерью».

Умирающей матерью для Валентина Григорьевича была Россия. Он бился за ее культуру, за народ, конечно, за природу. Все мы помним, как прогремевшее слово Распутина спасло Байкал и сыграло огромную роль в предотвращении проекта поворота северных рек. Вспомним еще раз слова Солженицына о неразрывной связи прозы Распутина с русской природой и русским языком.

Он никогда не стремился ни для кого быть удобным и всегда говорил и писал то, что думал. Плоть от плоти от земли, из гущи народа, Валентин Григорьевич, как мало кто другой, чувствовал всю трагедию уходящего старого русского мира под напором достижений цивилизации и деяний варваров новых поколений.

Когда Валентин Григорьевич появлялся на телеэкране, то его неторопливая, иногда сбивчивая речь приковывала к себе сразу. Потому что было ясно, что разговор пойдет о самом главном, о выстраданном, о проблемах, которые волнуют всех, кому небезразлична судьба страны. Ему было просто физически больно, когда он видел умирающие деревни и затихающую жизнь на родных сибирских берегах. И эта потрясающая искренность всегда давала надежду.

Валентин Распутин был другом Дома русского зарубежья им. А.Солженицына, часто бывал у нас, помогал в работе, одобрял книги, которые выходили в нашем издательстве «Русский путь». Мы всегда гордились и будем гордиться этой дружбой.

Прощаясь с Валентином Григорьевичем, будем благодарны за то, что он был в нашей жизни.

Виктор Леонидов

--------------------------------