В 1970-е годы нобелевский лауреат Александр Солженицын обратился из Вермонта к русским эмигрантам и их потомкам с призывом собрать мемуарные свидетельства о прошлом России – о революции, гражданской и двух мировых войнах. Из разных стран мира было получено более 1000 рукописей. Солженицын собирал архив в надежде вернуть документы на родину, когда в России отомрет большевизм. И вот в 1995 году в Москве была создана библиотека-фонд "Русское Зарубежье", основой которого стал солженицынский архив. В канун 15-летнего юбилея директор Дома русского зарубежья Виктор Москвин дал интервью "Голосу России".
В канун 15-летнего юбилея директор Дома русского зарубежья Виктор Москвин дал интервью "Голосу России".
Георгий Петрович Космиади (24.03.1886 – 22.05.1967) прожил долгую жизнь. Уроженец Нальчика, детство провел в Баку, учился в Тифлисе, затем – в Москве. В столице начал профессиональную деятельность. Но успешному развитию карьеры помешала Первая Мировая война, затем - революция.
Большая часть жизни прошла в эмиграции. С 1917 по 1939 жил в Ровно, тогда принадлежавший Речи Посполитой, затем – в Германии, в Гамбурге.
Архитектор, сценограф, художник-станковист, педагог, он всегда и везде был востребован. Участвовал в более чем сорока немецких выставках, работал для оперных театров. И все же мечтал о России. Мечты воплощал в многочисленных произведениях, которые создавал неустанно. Но из 5000 его творений сохранилось, увы, не все – слишком много катаклизмов выпало на долю его поколения. Он умер в Гамбурге, так и не получив возможность побывать на родине. Но спустя сорок с лишком лет его дочь Надежда Георгиевна Саннов-Космиади подарила значительную часть творческого наследия отца музеям Ровно, где поначалу обосновалась ее семья, вынужденная покинуть Россию, где прошло ее детство, и Дому Русского Зарубежья им. А.И. Солженицына. В составе коллекции, которую она передала в дар Москве – 76 листов и картонов.
Дочь выполнила последнюю волю отца, всю жизнь мечтавшего о возвращении на родину.
- Я очень счастлива сегодня, - сказала она, открывая выставку Г. П. Космиади в Доме Русского Зарубежья, - ведь отец вернулся сюда через сто лет.
Сквозь иссиня-черную мглу проступают, выявляя контуры покосившегося собора, лунные блики. Узнать в этом темном – почти монохромном изображении цветисто-причудливый собор Василия Блаженного почти невозможно. Словно сквозь толщу лет, сумрак тоски по ушедшему, возникает в памяти облик Храма-символа, Храма радости и побед.
Архитектура Москвы, в особенности же – памятников Кремля, Георгий Петрович Космиади, заняв должность помощника окружного архитектора Москвы, знал досконально, знал изнутри и снаружи, так как служил смотрителем кремлевских строений, осуществляя архитектурный надзор за их состоянием.
Столь ответственную работу недавнему выпускнику Московского Училища Живописи, Ваяния и Зодчества поручили, вероятно, не случайно, а за сочетание глубоких профессиональных знаний и подлинную одержимость, страсть к памятникам Руси.
Г.П.Космиади, родившийся в Нальчике, начальное образование получил в Тифлисе, продолжил на архитектурном факультете Бакинской Государственной технической школы, а в 19 лет прибыл в Москву для совершенствования в профессии и поступил в класс В.Серова и Е.Хруслова.
Дух странствий был в крови. Его дед – Константин Космиади – греческий негоциант, успел немало попутешествовать, устанавливая торговые связи, пока в середине XIX века не попал в Одессу. Встретив здесь русскую красавицу Марию Садовскую, влюбился, женился и осел в России навсегда. Да и просторы Империи были так велики, что можно было, не покидая ее пределов, кочевать по городам и весям.
В живописи его внука Георгия степные просторы Украины соседствуют с изысканными пейзажами Японии, мотивы испанской корриды – с чеканной строгостью польских замков или зноем арабских улочек. И все же главной темой оставалась Россия.
Космополит по происхождению, он прежде всего впитал традиции русской культуры с ее устремленностью к идеалу, тягой к одухотворению всего сущего. Россия с ее храмами и соборами, весенними цветущими садами и осенней слякотной распутицей, разгульем ярмарок и поэтичным мистицизмом иконописи – то, что составляет важнейшую часть творчества Космиади. Но – таковы превратности судьбы – большую часть жизни Россию ему пришлось писать по памяти.
Первая Мировая война. Художник прерывает успешно начавшуюся карьеру и уходит на фронт. Служит хорошо и за подвиги награждается орденом Св. Станислава Ш степени. Но военная ситуация складывается странно: то стремительное наступление, то столь же поспешные отступления, кровопролитные отчаянные сражения сменяет братание с врагом. Пропагандисты и агитаторы самого разного толка наводняют окопы, солдаты перестают слушать приказы. На фронт приезжает невеста с рассказами о том, что происходит в столице, о революции. Понять – за кем правда – невозможно. Кажется, что мир сошел с ума. И они уезжают, чтобы, найдя тихое место, во-первых, обвенчаться, а, во-вторых, свить семейное гнездышко, обретя в нем покой и во всем разобраться.
Покинув Россию, обосновываются неподалеку – в Ровно. Тихий городок Полесья, в ту пору входивший в состав Речи Посполитой, привлек и другими достоинствами: красотой пейзажей со старинным замком князей Любомирских, наличием огромного для такого небольшого местечка гимназий и училищ (русских, украинских, польских, еврейских), нуждавшихся в хороших преподавателях, а, главное, близостью к России, вероятно, в надежде, что смутные времена скоро закончатся и все вернется на круги своя. Но прожили здесь почти четверть века. Здесь родились дети. Возникли контакты, тесные связи. Здесь Г.П. Космиади создал особый мир, вовлекая в него жителей города, и жизнью своей доказывая, как много может сделать один человек.
Продолжая занятия живописью и графикой, увлекся прикладными искусствами, облагораживая попавшие ему в руки предметы. Учительствуя во всех местных учебных заведениях, организовывая художественные кружки и общества, он приобрел авторитет и знаниями, и умением передать их ученикам, и способностью заразить своими увлечениями окружающих. Охотно брался за проектирование зданий, иные из которых до сих пор украшают улицы Ровно. Большой меломан, он прекрасно играл на рояле и принимал участие в благотворительных концертах. Создав детскую художественную студию, неоднократно выставлял работы своих питомцев на польских выставках, а в 1937 году – на Всемирной выставке детских работ в Париже. Но самое удивительное – в княжеском замке, где давно никто не жил, осуществил фантастическую затею – Оперный театр. И хотя театр был любительским (к подготовке спектаклей привлекались все желающие), оперная классика, составлявшая основу репертуара, требовала весьма серьезного отношения. Сам Г.П. Космиади занимался всеми вопросами организации и, в первую очередь, оформления, исполняя функции декоратора, сценографа, художника по костюмам.
К музыке у Георгия Петровича было особое отношение. Хороший пианист, настоящий меломан, он, устраивая выставки, составлял специальные музыкальные программы, сопровождавшие показ картин. Еще в годы юности, впервые услышав произведения Сергея Рахманинова, полюбил их навсегда: образы композитора были созвучны тем, которые художник стремился воплотить красками. Они познакомились и добрыми отношениями с великим соотечественником художник гордился всю жизнь.
Как-то, спустя годы, он играл одно из произведений Рахманинова в добропорядочном немецком обществе. Одна из слушательниц – почтенная фрау – высокомерно заметила, что русская музыка слишком сумбурна и небрежна для немецкого уха, привыкшего к композиционной стройности и ясности Баха, посоветовав Космиади заниматься не музыкой, а живописью. Фрау было невдомек, что именно эта открытая эмоциональность, бурная, аффектированная страстность, обостренное восприятие бед и радостей мира, составляют суть и русского искусства в целом, и творчества его отдельных представителей. В этом же русле вел поиск и Космиади, заставляя свои краски звучать то ликующими аккордами, то мелодией тоски и горечи утрат.
Да, с ровненской жизнью тоже пришлось расстаться. СССР и Германия подписали договор, по которому часть Польши, куда входила Волынь, переходили под юрисдикцию Страны Советов. Что ждало его, офицера царской армии, потомка промышленников на большевистской родине? Какая будущность была уготована членам семьи?
Благодаря происхождению жены – этнической немки Бригитты-Фриды Германн, им позволено было, взяв с собой лишь самое необходимое, переселиться в Германию. Сборы были скорыми, произведения, написанные в Ровно, вывезти запретили. Вскоре семья Космиади оказалась в Гамбурге.
Преподавательскую деятельность Космиади пришлось прекратить – не позволял статус перемещенного лица. Зато как нельзя кстати пришелся опыт работы для сцены: и Государственная Опера, и театр «Талия» наперебой заказывали эскизы оформления спектаклей. Удивительное дело – одним из ценнейших качеств Космиади здесь оказались его глубокие знания древнерусской архитектуры: немцы, открывая для себя русскую культуру, ставили одну за другой оперы Даргомыжского, Мусоргского, Римского-Корсакова. И он возводит на сценах хорошо знакомые палаты царских теремов, расписывает паруса соборов, строит старинные площади Новгорода, мощные башни Пскова. А еще – фантазийные образы «Садко», таинственных наяд, отдыхающих у водоемов, дриад, прячущихся в кружеве ветвей. Словно воспоминания, выплывают они, лишенные четких очертаний, из фона. Воспоминания детства, счастливой, полной надежд юности – столько в них открытого, радостного цвета. И тихой грусти, невозвратной печали...
Манере художника присуща недозавершенность, этюдность письма. Намечен ли образ размашистым, экстатическим мазком плотной темперы или растекается прозрачностью акварели, он не случаен. Хотя Космиади явно близки творческие поиски Кандинского или Явленского, сам он – не абстракционист. Образы его живописи – будь то пейзажи, фигуры, лица вызывают ощущение незаконченности, они лишь намечены, словно художник приглашает зрителя к сотворчеству.
– Отец говорил, что специально не дописывает изображения. Ему было важно, чтобы его картины вызывали индивидуальные ассоциации, побуждали к активной работе воображения, художественного мышления, – рассказывает его дочь Н.Г.Космиади, – глядя на картину, человек должен восполнить, воссоздать то, что видит.
Да, оставаясь русским художником, Г.П. Космиади пришел к убеждению о родственности человеческих душ независимо от разделяющих их культур и языков. О том, что искусство должно эту связь выявлять и служить объединению. Ведь все мы – в конечном счете – дети Земли. Земли, поющей красками.
В Москве сегодня вспоминают одного из самых почитаемых виноделов XX века — Андрея Челищева. Выставка, посвященная его жизни, открылась в Доме русского зарубежья. В нашей стране это имя долго оставалось неизвестным. В гражданскую войну Челищев воевал в армии Врангеля, в 20-х годах эмигрировал из России, передает НТВ.
Марк Челищев, потомок Андрея Челищева: «Дядя очень хотел снова приехать в Россию. Он родился и вырос здесь, в Москве. К сожалению, вернуться ему так и не удалось. Андрей умер в 1994 году, когда ему было 93 года. Только теперь дядя вот таким волшебным образом возвращается на Родину».
Редкий талант Челищева — создавать новые купажи — раскрылся во Франции, а в 40-е годы он совершил настоящую революцию. Маэстро — именно так называли винодела — переехал в Америку и там, на западном побережье Штатов, буквально за считанные годы превращает ничем не примечательное местное вино в знаменитое во всем мире калифорнийское каберне.
В Доме русского зарубежья имени Солженицына на презентации книги «Князь Андрей Волконский. Партитура жизни» (Рипол-классик, 2010) был основанный Волконским в 1965 году ансамбль «Мадригал» в полном составе, с полноценной концертной программой, была автор «Партитуры» музыковед Елена Дубинец, приехавшая по этому случаю из Сиэтла, был композитор и пианист Иван Соколов, ставший, по крайней мере, инициатором и в определенной степени соавтором книжки, и публика, для которой имена Волконского и его собеседников не просто много значат, но как-то особенно принципиальны.
Поразительное по силе и характеру влияние Волконского, прожившего в России всего 25 лет (после того как в 1947 году его четырнадцатилетним привезли в Советскую Россию родители), в 60-х ощутила на себе вся местная музыка. Но еще удивительнее, что идеи Волконского, его способ мышления, вкус, стиль отношений с искусством, образ, легендарная заразительность самой личности влиятельны и притягательны до сих пор.
О «дважды эмигранте», композиторе, клавесинисте, авангардисте и «старинщике», о просветителе и даже «инициаторе советского авангарда и советского аутентизма» князе Волконском на русском языке написано не много. Ссылки на эти тексты есть кроме прочего в предисловии к «Партитуре», причем кое-что приведено с вполне критическими комментариями героя. Новая книжка уникальна, потому что в ней Волконский рассказывает сам о себе. В 2008 году незадолго до смерти Волконского в Экс-ан-Провансе в течение 10 дней по 12–14 часов Соколов и Дубинец были его собеседниками: «Я хотел бы написать книгу о Машо» (а писать самому Волконскому уже было трудно), но собеседники расспрашивали его не только о старинной музыке, но и о современниках, о красоте и прогрессе, об авангарде и о нем самом. Это немного похоже на «Диалоги» Стравинского. Но в предисловии Елена Дубинец замечает: «Своей основной задачей я ставила сохранение духа Волконского, а роли Роберта Крафта всячески пыталась избежать».
Слушателям и расшифровщикам гениального музыканта удается здесь соблюсти своего рода нейтралитет: они всего лишь спрашивают, нисколько не провоцируя характер ответов, и очень точно, сохраняя даже стиль речи своего героя (а он вполне особенный), очень корректно компонуя отдельные фрагменты в тематические главы, сохраняют рассказ на бумаге. Этот нейтралитет, впрочем, дорогого стоит: как музыка осуществляется в сознании слушателя, так герой — эрудированный знаток и мыслитель, автор принципиальных сочинений и не менее сильных идей, едкий и остроумный, восторженный и обиженный, здесь проявляется в деликатности его внимательных и осведомленных собеседников.
Волконский рассказывает о семье, о религиозности, о «старинной музыке из чувства протеста», о «стиле и чувстве», о рациональном и чувственном восприятии музыки. Как много о чувстве! Важно, что именно Волконский заразил русскую музыку антиромантическим пафосом модернизма не только благодаря тому, что бабушка присылала ему из Франции ноты и записи недоступной в России додекафонной музыки, но и по причине собственного антисубъективистского ража, совершенно сногсшибательного в советской ситуации. Некоторые идеи Волконского, которые он озвучивает в «Партитуре», до сих пор остаются краеугольными для многих (причем как для «авангардистов», так и для «поставангардистов»): «Когда говорят, что современная музыка сложна для восприятия, я вспоминаю, что не знаю более сложной музыки, чем поздние сочинения Бетховена». Других же его соображений и открытий мы почти не знаем — Волконский рассыпает мысли в книге целыми горстями, легко переходя с Адорно на Орландо Лассо, с Шенберга на Филиппа де Витри, с Юдиной на Телемана и с Машо на Рихтера.
В книге Волконский не затрагивает некоторые публикации о себе самом (хотя открытое письмо в газету «Культура» в 2008 году, написанное после публикации мемуаров Льва Маркиза, заинтересованные хорошо помнят), но тем не менее многое о себе оспаривает. При этом «Партитура жизни» так твердо настаивает на пиетете в своих отношениях с рассказчиком, что и саму книжку уже упрекают в неточностях.
Музыковед Дмитрий Ухов объясняет: «Мемуаристов неизбежно подводит память. И собеседник-составитель обязан был бы все дважды перепроверить и, не нарушая прямую речь, указать на неточности в сносках. Например, Волконский чуть ли не впервые в разговоре о нашем джазе называет вещи своими именами: «Мы все слушали Music USA — оттуда и зародился советский джаз», и уточняет: «Эту радиостанцию не глушили, потому что она предназначалась для американских войск». На самом деле для Германии и Австрии (до 1955 года). При этом программа Уиллиса Кановера Music USA с середины 1950-х годов выходила на радиостанции «Голос Америки», вещающей (по американскому закону исключительно за пределами США) на упрощенном и намеренно «медленном» Special English.
Волконский в двух словах точно характеризует творчество Сергея Курехина: «Играл он такой free jazz, который уже не был джазом». И тут же повторяет сплетню о смерти пианиста от последствий наркомании.
Упоминает маэстро и некоего джазмена-трубача, якобы сына Новеллы Матвеевой, но из слов Волконского нетрудно понять, что речь идет о Германе Лукьянове, сыне другой поэтессы — Музы Павловой.
Книга — фактически прямая речь маэстро. Но хотелось бы побольше комментариев. Легко ли читатель догадается, кто такой «художник, который писал как Вермеер»? Имеется в виду нидерландский фальсификатор Хан ван Меегерен, именем которого воспользовался Гленн Гульд в своей знаменитой статье о перспективах звукозаписи.
С этим трудно не согласиться, но книга, «не написанная, но рассказанная» Волконским, настолько богата на материал, что комментарии к ней при желании составили бы не один том. В том виде, в котором сейчас существует «Партитура жизни», — это уникальный документ, чудесным образом «инициированный», умно и точно сохраненный, оформленный и деликатно предъявленный.
«В Москве, в Доме русского зарубежья состоялось награждение победителей первого Славянского литературного форума «Золотой Витязь»
Напомним, что I Славянский форум искусств «Золотой Витязь» проходит с мая по 10 июня в Москве и регионах России. Программу Форума составляют более 350 мероприятий по различным видам искусства, в которых принимают участие известные деятели культуры России и стран славянского мира. Среди приглашенных гостей известные кинематографисты, писатели, представители государственных и общественных структур.
Церемония вручения наград победителям прошла в Доме Русского Зарубежья имени Александра Исаевича Солженицына. Открыл литературный форум показ фильма «Поп», исполнив тем самым давнюю надежду русского писателя Александра Сегеня, автора одноименного романа, и соавтора сценария с Виктором Хотиненко к новой кинокартине.
На первый Славянский литературный форум «Золотой Витязь» приехали около 70 писателей из России, Белоруссии, Болгарии, Сербии, США, Украины.
В торжественной обстановке состоялось вручение главных наград форума - «Золотого», «Серебряного» и «Бронзового» Витязей. А также вручение высшей награды Славянского литературного форума – Золотой медали имени Александра Сергеевича Пушкина «За выдающийся вклад в развитие славянской литературы».
Первый литературный форум, который преследует такие цели, как сохранение и развитие русского языка, укрепление творческих и дружеских связей славянских прозаиков, поэтов, переводчиков, посодействовал общению начинающих авторов с признанными мастерами слова, открыл новые имена в литературе.
«В Доме русского зарубежья состоялся ежегодный вечер памяти митрополита Восточно-Американского и Нью-Йоркского Лавра»
Вечер памяти Владыки Лавра, Первоиерарха Русской Православной Церкви Заграницей, за последние годы приобрёл характер традиционного форума. Уже в третий раз в стенах Дома Русского Зарубежья собираются священнослужители и миряне Русской Православной Церкви за рубежом и Московской патриархии, члены Международного союза Дворян, журналисты, православные поэты, писатели и общественные деятели – люди, лично знавшие митрополита Лавра.
Открыл памятный вечер инок Всеволод (Филипьев), автор книг по истории Русского Церковного Зарубежья, известный поэт и член Союза писателей России. Он зачитал собравшимся письменное благословение митрополита Восточно-Американского и Нью-Йоркского Илариона. В своем послании Первоиерарх Русского Зарубежья выразил удовлетворение тем, что «интерес к личности и делам владыки не угас и после его кончины».
Акт о каноническом общении между Московским Патриархатом и Русской Зарубежной Церковью был подписан 17 мая 2007 года в Храме Христа Спасителя в Москве. Патриарх Алексий II и митрополит Лавр, подписав этот поистине великий документ, преодолели почти столетнее разделение Русского Православия. Это позволило заново переосмыслить роль Святой Церкви в нравственной жизни общества, а также, по словам Владыки Лавра, направить совместные усилия на возрождение духовности.
Своими воспоминаниями о Владыке поделились деятели культуры, священнослужители и простые люди, которым довелось с ним встретиться. По их словам, митрополит Лавр явил миру образ кроткого и мудрого, доброго и справедливого, доступного и благородного архиерея Божьего. На протяжении всей своей долгой жизни он отличался простотой в общении, спокойствием, мудростью и самообладанием.
Гости вечера также увидели документальный фильм, повествующий о жизни и духовном пути Владыки. Главный редактор и издатель международного журнала «Большой Вашингтон» Сергей Кузнецов рассказал нам, что не так давно началась работа по составлению подробного жизнеописания почившего Первоиерарха. В планах сотрудников Фонда имени митрополита Лавра – проведение ежегодных чтений его памяти, на которых бы обсуждались важные проблемы Русской Православной Церкви в России и за рубежом.
Все права на материалы, находящиеся на сайте bfrz.ru, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов и новостей сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на bfrz.ru обязательна.
Георгий Петрович Космиади (24.03.1886 – 22.05.1967) прожил долгую жизнь. Уроженец Нальчика, детство провел в Баку, учился в Тифлисе, затем – в Москве. В столице начал профессиональную деятельность. Но успешному развитию карьеры помешала Первая Мировая война, затем - революция.
