Юрий Николаевич Завадовский (1909–1979) был одним из самых известных русских дипломатов, путешественников и востоковедов ХХ века. Блестяще образованный, необыкновенно порядочный человек, автор работ по арабской диалектологии, о системах жеста и звука в языковой практике, он вошел в историю как выдающийся исследователь в области языкознания и африканистики. Сын полковника царской армии и участника Белого движения, Завадовский на себе испытал всю трагедию эмиграции. Отец умер от тифа в гражданскую, они с матерью оказались в Константинополе. Среди умиравших от голода соотечественников русский мальчик сумел обеспечить себя и мать. Англичане, руководившие эвакуацией, сразу обратили на него внимание, так как он свободно говорил на нескольких языках.
Интересно, что в конце 60-х, когда Алов и Наумов снимали свой знаменитый фильм «Бег», они пригласили Юрия Николаевича консультантом. Впоследствии он жаловался, что создатели картины совершенно не учли его замечания. Так, тараканьи бега, к примеру, проводились тайно и сразу прикрывались при появлении полиции.
Потом был Париж. Иллюстратор русских сказок Иван Билибин, друживший с матерью будущего востоковеда, посоветовал мальчику заняться Востоком. «Он прокормит», – сказал маэстро. Благодаря своим способностям и невероятному трудолюбию Юрий с отличием окончил в Париже школу живых восточных языков и работал в дипломатических представительствах Франции в ряде стран Африки и Ближнего Востока. Причем везде, иногда с риском для жизни, совершал этнолингвистические экспедиции для изучения древних культур и диалектов. Он мотался по пустыням, знакомился с бедуинами и туарегами, что было совсем небезопасно, перерисовывал старинные надписи на камнях. Его первые публикации поразили востоковедов всего мира.
Вторую мировую войну Юрий Николаевич провел во Франции. Он не скрывал своих антинацистских убеждений, за что несколько раз чуть не поплатился жизнью, и, естественно, принял участие в Сопротивлении. Интересно, что когда Завадовский с семьей убегал от гестаповцев, то главной ценностью, которую они с собой взяли, были карточки для словаря арабского языка.
После победы ученый и дипломат работал в Египте, жил в Италии, потом в Праге. Он яростно стремился попасть на родину и в 1953-м вернулся в СССР. Его миновала судьба многих «возвращенцев», и он не увидел лагерной проволоки. Но вместо Москвы и Ленинграда этот специалист высочайшего уровня оказался в Ташкенте, где ему пришлось с семьей жить в полуразвалившейся мазанке. Однако нигде, ни при каких обстоятельствах он не прекращал работать. Здесь Юрий Николаевич занимался исследованиями, связанными с именем восточного мыслителя Авиценны.
В 1961-м Завадовский переехал в Москву и до конца жизни работал в Институте востоковедения Академии наук СССР. Именно там он создал свои замечательные труды: «Арабские диалекты Магриба», «Берберский язык», «Мероитский язык». В институте у него были ученики, которые очень любили этого фантастически образованного и доброжелательного человека, казалось, шагнувшего из совершенно других времен.
И вот теперь вышла о нем книга. В этот труд вошла большая работа дочери ученого Светланы Юрьевны Завадовской и его ученицы Евгении Борисовны Смагиной «Линия жизни Юрия Завадовского», а также впервые, насколько я знаю, полностью публикуемый «Автобиографический роман» самого Юрия Николаевича.
Человек искрометный, ироничный, Завадовский очень многих встречал на своем жизненном пути. Повидавший разные страны, всегда окруженный людьми яркими, необычными, он оставил воспоминания, которые, безусловно, вызовут интерес. Причем не только сведениями о русском зарубежье Парижа и Востока, но и самим стилем. «Автобиографический роман» написан как своего рода произведение-тайна. Там очень многое зашифровано, скрыто под рядом символов. Недаром Юрий Николаевич столь хорошо знал таинственную культуру Востока.
«Коль скоро я начинаю остро воспринимать Запад, становлюсь даже не западником, а просто западным человеком, вроде бы французом, хотя и меньше всего себя именно им чувствую, я перерождаюсь и переселяюсь в иную шкуру, в иную плоть… Но вот, как только я иду на Восток и вгрызаюсь в него, врастаю в его плоть, я становлюсь опять-таки другой личностью, телесно и душевно, ибо каждое такое перерождение меня по косточкам перетряхивает», – писал он.
А свои воспоминания предварил так: «У меня было две любви – родина и Париж». Действительно, эта книга дает редкую возможность окунуться в яркую и трагическую историю Африки и Европы ХХ века, современником и участником которой был Завадовский. Особенно это касается панорамы русского Парижа, развернутой автором. Здесь и Марина Цветаева, и одно из самых страстных увлечений ее жизни, друг юности Завадовского Николай Гронский, по уверениям многих, покончивший с собой из-за этой любви, и иконописец, монахиня в миру Юлия Рейтлингер, и автор книг о Гоголе и Андрее Белом Константин Мочульский. А еще казаки, дипломаты, востоковеды, их нравы и привычки, попытки остаться русскими на чужой земле – все это четко и иногда с большой иронией фиксирует Завадовский.
Он иногда играет с читателем, зашифровывает имена. И здесь большим подспорьем становится труд его дочери и Евгении Смагиной, предшествующий воспоминаниям Юрия Николаевича. Это не только свидетельства о близком человеке, но и большая работа, основанная на ряде архивных материалов и книг. Юрий Завадовский любил повторять Пушкина: «И лежит нам путь далек,/ Едем прямо на Восток». Сегодня так важно осмыслить прошлое наших столь разных и одновременно очень похожих цивилизаций. Чему и способствует эта книга.
В Москве открылась выставка к 100-летию мецената Николая Вырубова
Верой и правдой он служил России, героем считала его и Франция. В Москве, в Доме русского зарубежья, открылась выставка, посвященная нашему выдающемуся соотечественнику, меценату и общественному деятелю Николаю Вырубову. Экспозиция, приуроченная к 100-летию со дня его рождения, включает и документальные свидетельства, и произведения искусства.
В Доме русского зарубежья проходит выставка «Русский герой Франции»
К 100-летию героя войны, мецената и общественного деятеля Николая Васильевича Вырубова Дом русского зарубежья подготовил выставку. Кроме архивной части, на ней представлены и произведения искусства, которые коллекционер передал в дар российским музеям. На долю Николая Вырубова выпало немало испытаний. Он потерял семью, оказался в эмиграции во Франции, но французское гражданство получил лишь после Второй мировой войны – как и две высшие награды этой страны. И до конца своих дней Вырубов сохранил любовь к русской истории и культуре.
Выросший в семье аристократов, потомок древнего боярского рода, родственник Фета и Тургенева, Николай Вырубов во время Второй мировой войны не требовал поблажек и привилегий. Напротив, вместо работы в штабе всю войну провел в окопах. Всегда был самоотвержен и смел. После победы в одном из сражений, когда устанавливал флаг на крыше дома, получил первое ранение. Был отправлен в больницу, но сбежал: не мог оставить фронтовых товарищей.
«Он сознательно решил воевать в траншеях не как офицер, а как рядовой солдат, и получил он свой орден за изумительную храбрость. Будучи русским патриотом, он считал Россию своим Отечеством и своей Родиной», – рассказал меценат, племянник Николая Вырубова Никита Лобанов-Ростовский.
Николай Вырубов всегда боролся за сохранение памяти об истории родной страны, за спасение памятников русской культуры. После войны уникальные реликвии из своей коллекции он передал в музеи Орла, Пензы, Гатчины. Несколько миниатюр XIX века из его собрания хранятся в Пушкинском музее. В Доме Русского зарубежья портрет героя Сопротивления воссоздали при помощи личных вещей, редких фотографий, документов из семейного архива.
«Подлинные материалы, подлинные награды, которые были подарены Николаем Васильевичем музеям России, и выставку мы приурочили к столетию со дня рождения Николая Васильевича Вырубова и 70-летию Победы, потому что Николай Вырубов прошел всю войну, сражаясь в армии де Голля», – прокомментировал директор Дома русского зарубежья Александра Солженицына.
Именно из рук Шарля де Голля в 1944 году Николай Вырубов получил орден Освобождения. Этой награды удостоилась только тысяча участников движения Сопротивления. Но это не единственный знак отличия, который он получил. Например, на одном из снимков уже другой президент – Жак Ширак – вручает Вырубову орден Почетного легиона. Таким образом, русский эмигрант стал дважды героем Франции.
Произошло это в 1913 году. Любимец всей России, популярнейший писатель, пока еще не ставший «буревестником революции», погибал от недуга на Капри. К нему с предложением своего мало опробованного лечения методами рентгеновского облучения и отправился врач, исследователь иммунитета Иван Иванович Манухин. Горький остался жив.
Впоследствии это событие спасло как самого Манухина, так и великого князя Гавриила Константиновича, который вместе с другими великими князьями после Февральской революции оказался в Петропавловской крепости. Дело в том, что весной 1917-го Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства предложила Манухину работать врачом Трубецкого бастиона, где содержались царские сановники. Впоследствии той же деятельностью он занимался при большевиках. И при содействии Горького Манухин сумел спасти от казни многих, не только великого князя и его жену, Наталью Барсову, но и, к примеру, Анну Вырубову. Потом, когда Иван Иванович был уже на краю гибели в стране победившего пролетариата, Алексей Максимович сумел выбить у Ленина разрешение для Манухина и его жены выехать за границу.
Ученик Сергея Боткина и Ильи Мечникова, Манухин был одним из самых выдающихся врачей и иммунологов своего времени. Он разработал не только радиобиологические методы лечения туберкулеза, но и сыворотку против сыпняка. Его очень ценили в Европе, особенно в Институте Пастера. Однако он обладал не только талантами и научными достижениями, без преувеличения, мирового уровня. Были также еще и порядочность, и невероятная ответственность за любое дело.
Зинаида Гиппиус, особенно сдружившаяся с Манухиным в голодном и ледяном Петрограде времен революции и Гражданской войны, находила в нем «…типичные черты русского интеллигента: крайняя прямота, стойкость и непримиримость выражались у него не словесно, а именно действенно… Он вечно бегал, кому-то помогал, кого-то спасал».
Иван Иванович Манухин закончил свою жизнь в Париже в 1958-м, уцелев после всех войн и революций, и обрел покой на знаменитом русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. А через несколько десятилетий живущий в России его внучатый племянник Алексей Говядинов прочел в журнале «Вопросы истории естествознания и техники» статью исследовательницы науки Татьяны Ульянкиной «Этот неизвестный известный Манухин». Дальше началась долгая работа. Он нашел душеприказчицу Манухина Ольгу Кошко, разыскал родных, много времени провел в архивах и библиотеках различных стран. С огромным трудом получил копии рукописи воспоминаний из Бахметьевского архива в США. Результатом всего и стала книга «Жизнь и призвание доктора Манухина». Предисловие к книге написала уже упоминавшаяся Татьяна Ульянкина.
Книга выстроена не совсем обычно. Вначале – воспоминания Ивана Ивановича, разворачивающие огромное полотно от благословенного детства в тверском городе Кашине до времен военного коммунизма и 1921 года, когда Манухин и его жена Татьяна по латвийской визе покинули Советскую Россию. Также в книгу вошли письма, отрывки из воспоминаний самых разных людей, которым повезло встретить Манухина на дороге жизни, и полемические статьи, возникавшие на страницах научных изданий после известия об очередном феерическом успехе ученого. Мемуары написаны ярко, сочно, с отчетливой точностью. И в то же время Манухин всегда дает какую-то обобщающую картину. Вот что, например, пишет он о Горьком: «Случалось мне как-то раз говорить с ним о несчастных людях, и я понял, что для Горького самые несчастные на земле люди были не материально бедствующие, а лишенные возможности развить или применить свои дарования, что существование не в рост природным данным – несчастье, горше которого нет на свете. И в этом суждении он проявлял свою творческую натуру, бессознательно воспринимающую творчество как особую силу жизни, которой суждены деятельность и развитие».
Вообще пролетарскому классику в книге уделено очень много внимания. Приводится ряд писем Манухина, связанных с лечением Алексея Максимовича. К слову, когда в русской эмигрантской печати возник спор о чудесном спасении великого князя Гавриила Константиновича из Петропавловской крепости, Иван Иванович яростно встал на защиту писателя: «Лавры» на голову М. Горького возлагают большевики за услуги, оказанные им Советской власти. Я же говорил не об услугах его коммунистической власти, а о добром поступке по отношению к князю Гавриилу Константиновичу».
Кроме этого представлены также письма Гиппиус и публикации самого Манухина, касающиеся его великих открытий. Наверняка историкам медицины будет интересна ожесточенная полемика вокруг достижений ученого, также вошедшая в книгу. «Ни один из современных естествоиспытателей, кроме И.И. Мечникова, я убежден, не сказал нам, целому поколению врачей, своими научными и философскими трудами так горячо и убедительно: берегите человеческую жизнь!» – писал Иван Иванович о своем учителе. Абсолютно то же самое можно сказать и о нем.
Ю.Горячева. Валентина Алексеевна Синкевич: материалы к библиографии.
В конце минувшего года в свет вышла книга «Валентина Алексеевна Синкевич: Материалы к библиографии». Нам представляется удачной идея (авторство и руководство проектом принадлежит Т. А. Корольковой, заместителю директора по библиотечной работе ДРЗ) проследить творческий путь одного из ярких представителей Русского Зарубежья. Творческая судьба Валентины Синкевич – поэта, критика, мемуариста и редактора уникальных альманахов поэтической жизни эмиграции, – ярка, а сама жизнь необычна.
На основе биографических и библиографических материалов книги вдумчивый читатель может восстановить детали жизни – в том числе, и литературной – не только самой Валентины Алексеевны, но и целого поколения дипийцев, к которому она принадлежит.
Родители Синкевич – потомственные дворяне. Мать – дочь генерала царской армии, отец – сын священника. Бабушка по отцовской линии, урожденная Сикорская, родная сестра отца знаменитого авиаконструктора. После революции, чтобы не привлекать излишнего внимания новой власти, родители Синкевич из Киева переехали в Остер, провинциальный городок Черниговской области. В середине сентября 1941 года немцы вошли в Остер. Через год шестнадцатилетняя Валентина Синкевич была увезена на трудовые работы в Германию. Впереди ее ждал лагерь остарбайтеров под Данцигом, работа на ферме и уборка бюргерских квартир, затем лагеря для ди-пи. Пребывание в одном из них подарило Валентине знакомство с теми, кто стал гордостью литературы Русского Зарубежья. В Цоо-кампе, лагере для перемещенных лиц, Валентина Синкевич познакомилась с Юрием Иваском, общалась с Николаем Нароковым, Николаем Моршеном... Там же вышла замуж за художника Михаила Качуровского и родила дочь. В мае 1950 года религиозная протестантская организация World Church Service отправила их из Бремен-хафена на транспортном судне в Нью-Йорк. На том же судне прибыли ныне знаменитые литераторы Ольга Анстей, Иван Елагин и другие дипийцы, ставшие близкими друзьями Валентины Алексеевны.
Первые десять лет в США Синкевич занималась преимущественно физическим трудом – работала санитаркой, продавцом в магазине, трудилась в пекарне. Резкий поворот судьбы, по оценке самой Синкевич, произошел в 1960 году, и связан он не только с запуском советского спутника, вызвавшем во всем мире бурный интерес к России, но и с его последствиями: увеличением числа университетских кафедр, переводческих школ русистики, научно-исследовательских центров. В значительной степени это было обусловлено набиравшей силу «холодной войной», потребностью углубленного изучения неведомого доселе врага (вчерашнего союзника), как справедливо отмечает О. А. Коростелев1. Все, владеющие русским языком, в том числе русские американцы, получили возможность профессионально реализоваться. Валентину Синкевич приглашают на должность библиографа в библиотеке Пенсильванского университета. Она пробудет на этой позиции более четверти века.
Выполнение основных профессиональных обязанностей Синкевич мастерски сочетает с главной миссией своей жизни – служению Литературе. Издание «Валентина Синкевич...» является своеобразной иллюстрацией ее творческого пути.
Книга объединяет персональную библиографию В. А. Синкевич и росписи редактировавшихся ею изданий. В первых четырех разделах библиографии отражены публикации В. А. Синкевич, биографические материалы и публикации о ее литературной и редакторской деятельности, а также каталог юбилейной книжно-иллюстративной выставки «C благодарностью, Ваша», к 85-летию со дня рождения В. А. Синкевич. Последующие разделы представляют полную роспись содержания альманахов «Перекрестки» и «Встречи» (главным редактором которых была В. А. Синкевич). В отдельные блоки выделены стихотворения с посвящением поэту.
Внимательное изучение росписи изданий позволяет сделать вывод, что все заметные поэты послевоенной эмиграции и многие из еще здравствовавших поэтов послеоктябрьской эмиграции опубликованы на страницах данных альманахов, являющихся уникальными поэтическими свидетельствами эпохи. Своеобразие альманаха «Встречи» состоит в том, что в нем собраны произведения представителей трех поколений эмигрантов из России, а также даны их биографические справки. В числе представителей первой волны в нем печатались Игорь Чиннов, Юрий Иваск, поэт и художник Даниил Соложев, Ирина Одоевцева; в числе дипийцев – Лидия Алексеева. Ольга Анстей, Иван Буркин, Иван Елагин, Юрий Иваск, Олег Ильинский, Николай Моршен и др. В качестве представителей третьей волны – Дмитрий Бобышев, Лев Лосев, Юрий Кублановский, Бахыт Кенжеев, Наум Коржавин, Ина Близнецова. Долгие годы «Встречи» щедро предоставляли свои страницы поэтам и художникам всех направлений, вне зависимости от политических взглядов и гражданства, тем самым помогая им творчески «выживать»... За 30 лет существования альманаха в нем были опубликованы стихи более трехсот русских поэтов трех волн эмиграций из Америки, Японии, Бельгии, Германии, Франции и Финляндии. А с 90-х годов в издании публиковались стихи поэтов из России.
Уникальность академического подхода Синкевич-редактора проявилась и в том, что каждый номер мастерски подготовлен ею совместно с единомышленниками (в состав редколлегии, к примеру, в разные годы входили такие признанные мастера словесности, как Дмитрий Бобышев (США), Ренэ Герра (Франция), Евгений Витковский (Россия), Вольфганг Казак (Германия)). Номера отдельных изданий содержат черно-белые и цветные репродукции, выполненные друзьями издаваемого альманаха. Среди них художники Русского Зарубежья – Владимир Шаталов, Сергей Бонгарт, Юрий Бобрицкий, Владимир Одиноков, Сергей Голлербах, Виктор Лазухин...
Библиофилы с радостью встретили напечатанную в сборнике, подготовленном ДРЗ, информацию о том, что в арсенале Синкевич-редактора была также подготовка тематических номеров «Встреч». В частности, посвященных Валерию Перелешину, поэту-мемуаристу и переводчику первой волны эмиграции, и Ивану Елагину, своеобразной «поэтической иконе» второй волны.
«Явление ‘Валентина Синкевич’ – уникально для нашей культуры, – подчеркивает российский журнал «Звезда». – Слияние потоков отечественной и зарубежной русской литературы, о насущности которого так много пишется и говорится сейчас, она давно осуществила в главном деле своей жизни – во ‘Встречах’»2. Осознание роли и места данного издания на литературном ландшафте Русского Зарубежья и искренняя глубокая благодарность русских поэтов американского континента переданы Львом Лосевым, признанным мастером третьей волны эмиграции, в его ироническом посвящении: «Что же делать русской лире, / в неуютном этом мире? / Наши варварские речи не оценят, не поймут. / Валентина! Ваши ‘Встречи’ / – наш единственный приют. //. Жили мы в тоске и страхе / Посреди чужой земли, / Только в Вашем альманахе / мы прибежище нашли...»3
В статье, посвященной творчеству двух мастеров русской литературной эмиграции, – филологу и прозаику Леониду Ржевскому и Валентине Синкевич, – главный редактор «Нового Журнала» Марина Адамович пишет и об отношениях первых двух волн эмиграции, о том, что они «установились не сразу и не просто (‘советскость’ новых беженцев мешала белоэмигрантам), но, кажется, примирение произошло именно на том, что вторая эмиграция вполне разделила не только судьбу, но и эту задачу своих предшественников по изгнанию: выдержать проверку на прочность духа и тем спасти Россию»4. Сборник «Валентина Алексеевна Синкевич: Материалы к библиографии...», с любовью подготовленный специалистами ДРЗ, наглядно доказывает, что героиня нашей рецензии с честью выдержала эту проверку5.
Свою основную профессиональную деятельность Синкевич сочетала и сочетает с поэтической. Почитатели ее таланта с уважением зовут ее – «подданная государства Поэзия». Изучение росписи стихотворной библиографии Синкевич обнаруживает любовь и интерес признанных мастеров слова к поэтическому дару коллеги. Так, на первый сборник поэта «Огни» (1973) откликнулись яркие представители первой волны эмиграции в «Русской мысли» (Ю. К. Терапиано), в «Новом Русском слове» (И. В. Одоевцева). Спустя пять лет стихи Синкевич рецензировал легендарный журналист и литератор Андрей Седых, главный редактор «Нового русского слова», бывший секретарем Бунина в его «нобелевский» период.
Традиционная тема поэзии Синкевич – трагическое преломление истории XX века в личной судьбе: сопричастность и сострадание всему живому, поиск сил в деятельном милосердии: «...капля по капле напоены и накормлены люди мои и звери / мои. В себя открываю я двери – неистово открываю / двери души, и дворца, и сарая, / клети и клетки я открываю – / люди, и звери, и птицы / летят на страницы / духа, души и тела моего. Верная единая троица – / ею стихи мои строятся...» На протяжении двух веков о ее стихах с интересом и уважением отзывались такие маститые критики и деятели Русского Зарубежья, как Леонид Ржевский, Вячеслав Завалишин, Вадим Крейд и др., известные российские и зарубежные филологи, а также историки Русского Зарубежья – Вольфганг Казак, Владимир Агеносов, Виктор Леонидов, Павел Крючков...
Тема верности России, выраженная «в воле к творчеству на родном языке в иноязычной среде», проходит через литературоведческое наследие Валентины Синкевич. Будь то подготовленный при участии видного поэта третьей волны Дмитрия Бобышева «Словарь поэтов русского зарубежья» (под редакцией Вадима Крейда, СПб, 1999) или же новеллы о ее друзьях-литераторах, собранные воедино в книге литературных очерков «...с благодарностию: были» (Москва, 2002). Талантливые эссе о непростой судьбе литераторов Русского Зарубежья – Лидии Алексеевой, Иване Елагине, Ольге Анстей, Вячеславе Завалишине, Николае Моршене, Татьяне Фесенко, Леониде Ржевском, Ирине Сабуровой, Борисе Филиппове, Эдуарде Штейне и Иване Савине – печатались в эмигрантской прессе, в частности, в газете «Новое русское слово» (Нью-Йорк), с которой Синкевич сотрудничала с 1973 года; в «Новом Журнале», журналах «Грани», «Записки Русской Академической Группы в США». Став верным летописцем своего литературного поколения, а затем и всей литературной среды Русского Зарубежья второй половины ХХ столетия, Синкевич сознательно остается, по выражению одного из славистов, «добрым другом своих персонажей, и, делясь с нами этой дружбой и любовью, располагает к своим героям читателей, распространяя на них ауру своего дружелюбия...»6 Эта аура характерна и для другого прозаического сборника Валентины Синкевич «Мои встречи: Русская литература Америки» (Владивосток, альманах «Рубеж», 2010). В нем рассказы о литераторах-соотечественниках перемежаются с эссе об американских литераторах. (К примеру, о Вашингтоне Ирвинге, Джеймсе Фениморе Купере, Генри Лонгфелло, Уолте Уитмене, Эдгаре По, Джордже Клайне, Роберте и Сюзанне Масси).
Показателен отзыв Олега Ильинского, поэта второй волны эмиграции, о стиле Синкевич – историка литературы: «Свойственная В. Синкевич яркость художественного восприятия жизненных и литературных явлений, позволяет ей оттенить многое, ускользающее от внимания критиков, которые руководствуются лишь чисто литературоведческой оценкой»7. Отметим, что в этой же статье Олег Ильинский подчеркивает, что «Россия была, так сказать, основной дисциплиной и жизненным стимулом» дипийцев – собратьев Синкевич по перу... Их он характеризует как писателей, которые «смогли сохранить свое русское лицо». При этом они творили «вне русскоязычной среды, часто без читателя и без надежды когда-нибудь получить доступ в Россию, без надежды выйти из круга ограниченных тиражей, при полном равнодушии, а иногда и враждебности иностранцев», – уточняет Ильинский.
Настоящим подвижническим актом является и тщательно подготовленный Валентиной Синкевич вместе с другом, художником и поэтом Владимиром Шаталовым (также дипийцем), уникальный сборник «Берега» (Филадельфия, 1992), представляющий стихи сорока поэтов второй волны эмиграции, живших в Советском Союзе до 1939 года. Данный раритет, на наш взгляд, ценен не только уникальными поэтическими составляющими и отменными биографическими справками, но и вступительной статьей самой Синкевич. В ней она удивительно емко осмысляет феномен второй волны эмиграции (сборник выпущен к пятидесятилетию волны), а также философски развивает постулаты ведущего американского историка русской литературы Юрия Иваска об истоках привязанности русских поэтов-эмигрантов к теме России.
Внутренний посыл творчества Синкевич – стремление достойно «песню пронести Господню по земле чужой» – прослеживается со страниц самых ранних ее произведений, как поэтических, так и мемуарно-прозаических. Возможно, это стремление достойно жить и творить в иноязычной среде, наряду со стремлением создавать подобные творческие условия своим соплеменникам – собратьям по перу, – и вызывало на протяжении десятилетий чувство уважения (наряду с восхищением) по отношению к этой удивительной цельной и гармоничной личности у коллег-литераторов. Именно из издания ДРЗ можно узнать, что Валентине Алексеевне Синкевич посвящали стихи такие неординарные и разноплановые литераторы, как Евгений Евтушенко, Олег Ильинский, Борис Нарциссов, Лев Лосев.
Библиографирование обширного корпуса литературы, связанной с творчеством Валентины Синкевич, весьма актуальная задача, так как с конца 1980-х годов повышенный интерес к истории русской эмиграции, вызвавший поток публикаций из ранее недоступных источников и множество исследований по данной теме, в основном обходил молчанием феномен второй волны эмиграции. Процесс возвращения на родину произведений писателей-дипийцев начался сравнительно недавно8.
Рецензируемая нами книга подготовлена на достойном уровне – проделана огромная и тщательная работа по систематизации библиографического наследия яркого представителя второй волны. На основе этого издания можно создавать академическую историю поэзии русской диаспоры. Материал расположен в удобном для читателя систематическом порядке. Справочная ценность подразделов повышается благодаря тому, что в них, к примеру, учтены и досконально расписаны все 54 издания (от «Альманаха» Клуба русских писателей до журнала World Literature Today), связанные с деятельностью старейшины Русского Зарубежья. А также 76 стихотворений В. А. Синкевич с посвящениями на русском языке (из них больше всего – шесть – посвящены художнику и поэту Владимиру Шаталову), 10 стихотворений с посвящениями на английском языке. Издание также содержит 885 фамилий людей (преимущественно деятелей искусства и культуры), упомянутых в книге в контексте деятельности Синкевич.
...Писатель Владимир Аксенов заметил однажды, что «трагедия эмигрантского творчества состоит в том, что это творчество одного поколения». Жизнь и творчество Валентины Синкевич, которые емко и метафорично характеризует выражение «в союзе слова и добра», опровергает это высказывание. И поэтому столь отрадно, что именно творческим коллективом издательства Дома Русского Зарубежья проделана знаковая работа по исследованию и составлению библиографии Валентины Алексеевны Синкевич. Надеемся, что, благодаря этому своевременному изданию, будущее подарит российскому и зарубежному читателю много глубоких исследований феномена Валентины Алексеевны Синкевич, а, значит, – исследований реалий нескольких пластов и волн русской словесности.
Сост. Г. П. Евдокимова; под общ. ред. и с предисл. О. А. Коростелева. – М.: Дом Русского Зарубежья имени Александра Солженицына, 2014. 316 с.
__________________________________
1. Валентина Алексеевна Синкевич: Материалы к библиографии... Дом Русского Зарубежья имени Александра Солженицына, 2014. Сс. 7-8.
4. Марина Адамович. О времени... и о себе. – Знамя, 2003, № 4.
5. Кратко о взаимоотношениях первой, второй и третьей эмиграции см.: Ньюйоркский блокнот. Интервью академика Национальной академии дизайна Сергея Голлербаха (США). – «Новый Журнал», 2013, № 272.
6. Toronto Slavic Quarterly, Татьяна Царькова; http://sites.utoronto.ca/tsq/03/tsarkova3.shtml
7. Олег Ильинский [рец]. Валентина Синкевич. «...с благодарностию: были» // Сов. Спорт. – М. 2002. 366 с. // Записки Русской Академической Группы в США. – Нью-Йорк, 2003. Т. 32. Cс. 375-377.
8. Владимир Агеносов. Ст. «Несколько слов об архипелаге Ди-Пи и его писателях». (Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции «Восставшие из небытия», АИРО-XXI век, Москва – Санкт-Петербург, 2014); Юлия Горячева. Архипелаг Ди-Пи. См.: http://www.peremeny.ru/blog/16601
Все права на материалы, находящиеся на сайте bfrz.ru, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов и новостей сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на bfrz.ru обязательна.
